Де ля жабе де болоте де ляп, де ляп, де ляп...
В спектакле много говорится о логике, но когда-то меня убедили, что у женщин ее попросту нет, так что я буду писать о чувствах. А еще я не стану рассказывать об игре актеров, для меня, неискушенного «Калигулой» зрителя, вчера их не существовало. Были лишь герои, которым я всецело верила и каждое мое слово о них, благодарность создавшим эти образы артистам.
Признаюсь, что все мои знания о Калигуле сводились к штампам полуученым в нашей очень средней школе. Я никогда серьезно не задумывалась о нем как об исторической личности, поэтому начало спектакля меня удивило. В двух-трех словах нам рисуют портрет по большому счету светлого человеке: совестливого и мудрого правителя, с добрым сердцем. Даже инцест, не может его опорочить, что не простишь хорошему человеку?
На сцене появляется Калигула (Олег Леушин) и оказывается, что руины могут двигаться. Более того, эти следы внешнего разрушения почти не пугают. Его точка отсчета, осознание беспомощности, смертности, все хоть раз бывали если ни там, то очень близко. Но вот прошло три года и перед нами другой человек, осыпающийся внутрь самого себя и это действительно страшно. Как много должно случится, чтобы сотворить с душой такое? Или как мало нужно для этого? Сколь легко ему играть «на слабо» с целым миром и сколь неуютно наедине с самим собой. Грань, до которой можно дойти здесь почти осязаема, разумна, притягательна. Недаром считают, что когда кто-то заболевает в семье, болеет вся семья, а из желания Калигулы изменить порядок вещей рождается невероятное ощущение всеобщего бессилия в принципе что-то изменить. При этом все немного правы в этой своей беспомощности. Так Керея (Игорь Китаев) прав, что нельзя ненавидеть того, кого не считаешь счастливым. С ним вообще на редкость легко соглашаться во многом, лениво опровергать и лишь иногда хочется сомневаться.
Можно ли любить человека, которого не за что любить?
Можно. Можно любить человека за то, что в нем было. Возможно, именно так любит Калигулу Геликон (Евгений Сергеев), вынужденный наблюдать эту агонию. Я ни секунды не сомневаюсь, что если бы он мог достать Луну, он непременно это бы сделал.
Когда он погибает, от рук заговорщиков, хочется плакать.
Можно любить человека вопреки. Возможно, так любит Калигулу Цезония (Ольга Иванова). Не в силах спасти она идет следом, надеясь или смиряясь.
Когда погибает она, нужно плакать.
А можно любить человека, потому что увидел в нем часть себя и понял. Так любит Калигулу Сципион (Анатолий Иванов) и так в меру своей обреченности любят его зрители.
Когда заканчивается спектакль нет сил, чтобы плакать.
«Калигула» оглушает, заставляя пропускать через себя каждое слово и эмоцию. Даже смех в зрительном зале служит определенной цели, заземляя непомерно высокое напряжение на сцене. И ровно настолько насколько нельзя поделится тем статическим электричеством, мыслей и эмоций, что уносишь после спектакля, им хочется делиться.
Поэтому я возьму на себя смелость посоветовать тем кто еще «не…» (успел, смог, знал), обязательно посетить «Калигулу»
Признаюсь, что все мои знания о Калигуле сводились к штампам полуученым в нашей очень средней школе. Я никогда серьезно не задумывалась о нем как об исторической личности, поэтому начало спектакля меня удивило. В двух-трех словах нам рисуют портрет по большому счету светлого человеке: совестливого и мудрого правителя, с добрым сердцем. Даже инцест, не может его опорочить, что не простишь хорошему человеку?
На сцене появляется Калигула (Олег Леушин) и оказывается, что руины могут двигаться. Более того, эти следы внешнего разрушения почти не пугают. Его точка отсчета, осознание беспомощности, смертности, все хоть раз бывали если ни там, то очень близко. Но вот прошло три года и перед нами другой человек, осыпающийся внутрь самого себя и это действительно страшно. Как много должно случится, чтобы сотворить с душой такое? Или как мало нужно для этого? Сколь легко ему играть «на слабо» с целым миром и сколь неуютно наедине с самим собой. Грань, до которой можно дойти здесь почти осязаема, разумна, притягательна. Недаром считают, что когда кто-то заболевает в семье, болеет вся семья, а из желания Калигулы изменить порядок вещей рождается невероятное ощущение всеобщего бессилия в принципе что-то изменить. При этом все немного правы в этой своей беспомощности. Так Керея (Игорь Китаев) прав, что нельзя ненавидеть того, кого не считаешь счастливым. С ним вообще на редкость легко соглашаться во многом, лениво опровергать и лишь иногда хочется сомневаться.
Можно ли любить человека, которого не за что любить?
Можно. Можно любить человека за то, что в нем было. Возможно, именно так любит Калигулу Геликон (Евгений Сергеев), вынужденный наблюдать эту агонию. Я ни секунды не сомневаюсь, что если бы он мог достать Луну, он непременно это бы сделал.
Когда он погибает, от рук заговорщиков, хочется плакать.
Можно любить человека вопреки. Возможно, так любит Калигулу Цезония (Ольга Иванова). Не в силах спасти она идет следом, надеясь или смиряясь.
Когда погибает она, нужно плакать.
А можно любить человека, потому что увидел в нем часть себя и понял. Так любит Калигулу Сципион (Анатолий Иванов) и так в меру своей обреченности любят его зрители.
Когда заканчивается спектакль нет сил, чтобы плакать.
«Калигула» оглушает, заставляя пропускать через себя каждое слово и эмоцию. Даже смех в зрительном зале служит определенной цели, заземляя непомерно высокое напряжение на сцене. И ровно настолько насколько нельзя поделится тем статическим электричеством, мыслей и эмоций, что уносишь после спектакля, им хочется делиться.
Поэтому я возьму на себя смелость посоветовать тем кто еще «не…» (успел, смог, знал), обязательно посетить «Калигулу»
А что? Я примерно так и думала 
). Более того к цепям прилагалась штук шесть юношей обнаженных по пояс с рогами аля сатиры которые повисали на цепях в таких немыслимых позах что камасутра отдыхает. В общем спектакль и слуху, и глазу отрада )). Здесь бы и закончить, но помимо самого действия есть в спектакле такая заключительная, но неотъемлемая часть - поклоны. Мне почему-то они особо врезаются в память, не все но многие. Это тот момент, когда ты можешь дать обратную связь актеру, не только энергетическую, но и вполне осязаемую, и увидеть как он ее примет. Я например всегда радуюсь когда актер открыто демонстрирует что ему это нравится, то есть не стоит так словно это вынужденный простой перед тем как можно идти домой. С одной стороны ясное дело, мавр сделал свое дело, мавр может уходить, но с другой стороны хочется чтобы мавр услышал как тебе понравился его дело %)) Отбить ладоши чтобы артист услышал ту разницу идущую от сердце на мой взгляд не менее ценно чем преподнести цветы. На овации после этого спектакля поднялся режиссер, присутствовавший в зале, а актеры хулиганили от души 
